Виктория ЮРКЕВИЧ, «Школы. Вопрос о справедливости». Журнал «Русский репортер».

Школы: вопрос о справедливости

Останется ли после реформы в России образование

Со следующего года по всей стране начнут действовать механизмы «подушевого финансирования» школьной системы, причем высокие чиновники в реформистском раже высказываются за «справедливость» и равенство подходов, что может вылиться в низведение лучших школ до среднего уровня. Хотя разумные преобразования должны были бы состоять ровно в обратном — в поднятии обычных школ до уровня передовых. Сейчас еще можно найти учебные заведения, где учат и хорошо, и бесплатно. Но велика опасность, что скоро мы придем к формуле: «Хорошее образование только для богатых».

Ольга Андреева, Дарья Золотухина, Ева Неделяева, Григорий Тарасевич

27 апреля 2011, №16 (194) размер текста: aaa

— Мы пойдем на баррикады, понимаете? Если надо будет, мы готовы!

Эту фразу, уместную в устах Че Гевары или как минимум Эдуарда Лимонова, произносит хрупкая женщина в больших очках. Вместо высокой политической трибуны — актовый зал маленькой московской школы под названием «Лицей на Донской». Речь идет о судьбе этого учебного заведения, то есть о том, что его собираются закрыть.

«Лицей на Донской» — место известное. По крайней мере среди людей, имеющих отношение к науке. Главная его фишка в том, что здесь вместо традиционной зубрежки учат проводить самостоятельные исследования.

Наука в исполнении лицеистов выглядит вполне серьезно. Вот, к примеру, несколько тем курсовых работ по лингвистике: «Синонимические цветообозначения и их восприятие на современном уровне», «Грамматика выдуманных языков у Толкиена и определение типа языков соответственно классификации Сэпира», «Запечатление синхронного среза языка на примере употребления “Ё” и “Е”».

Причем наука здесь не только кабинетная, школьники вместе с учеными и преподавателями выезжают в экспедиции — Урал, Белое море, Хибины, Балтийская коса, Горный Алтай, Кенозеро и так далее.

Красивые слова реформаторов образования о «компетентностном подходе» и «индивидуальных исследовательских проектах» здесь превращались в реальность. И вроде бы всем хорошо: преподаватели и школьники получают кайф от своей работы, родители довольны, государственные задачи выполняются и перевыполняются.

Но все испортил «квартирный вопрос». Изначально лицей ютился в нескольких кабинетах филиала Дворца пионеров на Донской улице (отсюда и название). В прошлом году ему дали новое здание на Дербеневской улице. Но местные-то жители ждали, что по этому адресу будет обычная районная школа, куда можно будет без проблем отдать своих детей. А тут появляется нечто интеллек­туально-элитарное.

15 апреля преподаватели узнали, что глава Департамента образования Москвы Исаак Калина рекомендовал преобразовать лицей в общеобразовательную школу для детей микрорайона. Фактически это означало ликвидацию лицея, можно было расходиться по домам.

К счастью, все кончилось хорошо. Буквально за несколько часов письмо в защиту лицея собрало несколько тысяч подписей. Родители и друзья учеников,

выпускники, родители и друзья выпускников, роди­тели друзей, просто знакомые и даже незнакомые — у маленькой московской школы оказалось множество защитников.

Результат: претензии местных жителей, требующих открытия в их районе обычной школы, по обещанию Нины Минько, главы управления образования Южного округа, будут удовлетворены не за счет лицея.

— Я вместе с вами пойду на баррикады, — сказала Нина Минько на собрании родителей лицеистов и добавила как бы в сторону: — Когда на пенсию выйду.

Только для умных

Каждый, кто хоть час проработал в школе, знает, что самое страшное в педагогической работе — это умные дети. Ты рассказываешь на уроке географии:

— Крупнейшим по занимаемой территории государством Африки является Судан…

Как минимум половина класса слышит слово «Судан» впервые и улавливает в его звучании неприличные ассоциации. Еще процентов десять не очень твердо представляют, где находится Африка и что это вообще такое — континент, страна или слабоалкогольный коктейль. Но находится выскочка, который поднимает руку и во всеуслышание объявляет:

— Извините, но, согласно результатам референдума, проведенного в январе 2011 года, Южный Судан стал независимым государством, и теперь самой большой по площади страной Африки является Алжир, территория которого — два миллиона триста восемьдесят две тысячи километров…

Точно так же он ставит в тупик учителей химии, алгебры, истории. И ладно был бы просто отличником-зуб­рилой — такому поставишь пятерку, он и успокоится. Но ведь есть такие, что требуют все новых и новых знаний не ради оценки, а просто так, для себя.

— От двух до пяти процентов одаренных детей чего-то добиваются, остальные в лучшем случае, если не сломаются совсем, вырастают обычными людьми, — говорит Юрий Тихорский, директор московской школы-интерната «Интеллектуал». — Одаренным детям трудно учиться в обычной школе. Они помеха учителям, предмет ненависти и зависти одноклассников. Ребенок быстро теряет интерес к учебе: он все хватает на лету и сидит скучает, пока учитель объяснит для всех. Естественно, он может нарушать дисциплину, небрежно относиться к работе, к домашним заданиям. Учителя на него давят, стараются загнать в стандартные рамки. К ним подключаются и родители. В результате одаренный ребенок «ломается» уже в начальной школе и к 5-му классу становится как все, чтоб не слыть ботаником и избавиться от постоянных конфликтов с учителями.

Школа «Интеллектуал», как и «Лицей на Донской», ориентирована на учебу по высшему разряду: углубленные курсы, индивидуальные проекты и так далее. Теоретически попасть в эту школу-интернат может любой, хоть сын уборщицы, хоть дочь владельца банка — было бы сильное желание учиться, ну, и уровень умственного развития соответствующий.

— У нас сложная система отбора, рассчитанная на несколько месяцев, — объясняет нам Виктория Юркевич, руководитель Городского ресурсного центра одаренности, профессор МГППУ, научный руководитель школы «Интеллектуал». — Мы измеряем способности не с помощью каких-то там хитрых методов, а смотрим, как ученик подготовлен по основным предметам, как он готовит творческую работу, как он занимается на пробных уроках в конце года. И в результате мы видим: этот ребенок справится с нашей трудной программой, а этот нет.

— Дети из каких социальных групп к вам приходят?

— Одаренные чаще всего водятся в семьях интеллигенции. У слишком богатых нет времени заниматься детьми, они их часто отдают няням. Там не так часто встречаются способные дети. И у бедных не те условия… — говорит Виктория Юркевич.

Науке до конца не понятно, откуда берутся интеллектуалы. То ли от природы умница, то ли просто учиться любит, то ли семья умная. Скорее всего, работает все вместе: без интеллектуальной среды никакая генетика не поможет.

С самого начала 1990-х годов по всей стране начали появляться «продвинутые» школы — всевозможные лицеи, гимназии, авторские школы, школы с углубленным

изучением и т. д. Они снимали сливки с поколения. Как в романах братьев Стругацких, они отгораживались от внешнего мира и строили свой собственный — интеллектуальный, активный. Получались своего рода сказочные королевства, обнесенные крепостными стенами, из-за которых их обитатели посматривают на окружающий мир с легким высокомерием. Внутри обсуждают расширение Вселенной и корни древнегреческого языка, а вокруг пьют водку, зарабатывают деньги и обсуждают сиськи Ханны Монтаны.

Черный ящик

— У вас нет ощущения, что школы для одаренных детей поощряют социальное неравенство? — интересуемся мы у Виктории Юркевич.

— Что-что они поощряют? Какое тут социальное неравенство, когда эти дети из обычных семей. Сильно богатых у нас нет. Это семьи интеллектуальных тружеников. Интеллектуальное неравенство по факту есть. Но наши дети будут зарабатывать значительно меньше, чем дети менее одаренные, но которые пойдут в торговлю, бизнес, банковское дело.

Когда говорят об элитных школах, сразу представляется узкий круг «своих», узнающих друг друга по моделям «лексусов». Избалованные дети этих «своих» просиживают штаны в элитных лицеях, спасаясь там от тягот реальной жизни. А обделенные дети бедных родителей вынуждены пользоваться общедоступными и во всех смыслах средними школами.

Но это не совсем правда. Пока еще хорошее образование у нас в стране можно получить совершенно бесплатно. Только напоминает оно не столько отдых на Мальдивах, сколько труд на каторге.

— Можно ли назвать образование, которое дает «Интеллектуал», элитным? — продолжаем допытываться мы у Виктории Юркевич.

— В каком смысле элитным? Это сложное, серьезное образование. Качество, конечно, очень высокое. С одной стороны, оно элитное, но с другой — это тяжелый, иногда очень тяжелый труд. Вход к нам открыт, но мы можем взять только тех детей, которые готовы учиться, которые просто интеллектуальные трудяги. Можно считать, что это трудовая элита, если есть такой термин.

Трудиться в продвинутых школах нужно не только головой.

— Первая четверть седьмого класса у нас уходит на то, чтобы ребенок научился мыть полы, — говорит Сергей Бебчук, директор очень маленькой государственной школы для одаренных детей под названием «Лига школ». — Понимаете, все дело в организации труда, в том, как ребенок может структурировать свои действия, рабочее пространство. Мытье полов — отличная модель. Я же ему в голову не залезу. А когда я вижу, как он полы моет, все сразу понятно становится: что с чем у него там не стыкуется.

«Лига школ» знаменита тем, что у ее учеников самые высокие в России результаты по тесту PISA (международное исследование, которое проверяет, как школьники умеют работать с информацией). «Лига» пользу­ется особым статусом и получает финансирование примерно на 40% больше, чем обычная школа. Но никакой роскоши вы не увидите. Бывший детский садик, только уютный. Во всем действует закон жесточайшей экономии. Например, на ставке уборщицы: убираются сами дети.

— С чего все начинается? — риторически вопрошает Бебчук. — Ребенок берет ведро, приходит в класс, который ему нужно помыть, и задумчиво смотрит на пол.

Потом он вспоминает, что нужно в ведро воды налить. Идет, наливает. Потом он догадывается, что сначала неплохо было бы подмести. Идет за веником. Пока ходит за веником, его ведро уже кто-то опрокинул, потому что он его поставил прямо перед дверью. Дальше он три часа собирает воду тряпкой. Так вот, к концу первой четверти у нас уже все понимают, как нужно мыть полы. А дальше уже с ними можно работать.

Все дело не столько в знаниях, которые получает ребенок. Все дело в структуре сознания, считает Бебчук. Кроме мытья полов семиклашка, оказавшийся в «Лиге», с первых же дней начинает проходить курс под названием «ориджинс», что в переводе значит «происхождение». Это, по сути, история Вселенной от Большого взрыва до появления нас с вами.

Курс читают примерно два месяца, а потом устраивают конференцию. Каждый ученик раскрывает одну тему, как сам понял. На то, чтобы рассказать, что такое поле или был ли Большой взрыв, дается семь минут. Говорить нужно так, чтобы всем было интересно, даже старшеклассникам, которые про поле уже сами рассказывали. Например, доклад об эволюции звезд в прошлом году назывался «Не родись красивым, а умри светилом», про черные дыры — «Осторожно, двери закрываются!».

Так и происходит формирование личности: мытье полов учит организовывать собственные действия, а ориджинс — организовывать мышление. Детей «Лига» набирает всего 60. Преподавателей в школе 20. И они таковы, что каждый мог бы основать собственную научную школу.

— Если ребенок что-то изучил эмоционально, он уже никогда этого не забудет, — уверен Бебчук. — Мы, например, предлагаем им такие практические задачи, из которых они сами выводят основные физические законы. Тогда в школе раздается дикий крик: «Получилось!» В прошлом году две наши девчонки магнитное поле Земли измерили с помощью батарейки, компаса и проводника. Довольно точно получилось. И заметьте, это до того, как они по физике стали магнетизм проходить. То есть они померили нечто, что смогли объяснить как влияние Земли. Даже величину свою придумали: НО. Потому что их Настя и Оксана зовут. Или другое было задание, тоже по магнетизму. Они догадались налить на железный противень подсолнечного масла и посыпали сверху мелко нарезанные волосы. Эти волосы сложились в четкую картину линий магнитного поля. Правда, трехлитровую банку масла при этом кокнули. Но это ладно…

— Давайте представим, что «Лига школ» — это черный ящик: видим только то, что на входе, и то, что на выходе. Так что у вас на выходе? — спрашиваем мы.

— Интеллектуальные ниндзя, — не колеблясь отчеканивает Бебчук. — Это люди, готовые к освоению любых новых территорий. Они не боятся остаться одни, сменить работу, профессию. Они будут работать, когда их никто не будет заставлять это делать. Это те, кто организует вокруг себя социальное пространство. Правильно, по-человечески организует. Наши выпускники никогда не будут жертвами. Мы воспитываем характер.

— Так ведь они полы не умели мыть!

— Ну, — Бебчук поднимает брови, — у черного ящика же есть внутренности…

Откуда берутся ниндзя

— Я сюда пришла из обычной школы, — говорит Варя, ученица 11-го класса «Лицея на Донской». — Мне там скучно было. А здесь я почувствовала, что очень хочется учиться.

— А я вообще учиться не хотела. — Это ее одноклассница Люба. — Не нравилось. Меня сюда родители привели почти силой. Потом мы сходили в первый поход — и понеслось! Я поняла, что хочу только здесь и только так.

— В этих поездках очень здорово сближаешься с учителями. — Это Таня. — Понимаешь, что этот учитель не просто монстр, который тебе двойки ставит, а тоже человек. Когда вместе идешь под дождем, потом сохнешь у костра, а потом вместе решаешь задачи, начинаешь дружить. Это важно. Хочется идти в школу. Не боишься спросить у учителя, не боишься быть дураком, хочешь учиться по-настоящему.

— У моих бывших одноклассников была такая неприятная черта — снобизм. — Это Саша. — Я из школы с углуб­ленным изучением английского языка сюда пришел. А здесь такого нет. Здесь как-то быстро перерастаешь такие вещи.

— В старой школе и учителям не хотелось учить, и ученикам не хотелось учиться. — Это Тамара. — Я не знаю, как у лицея это получается, но здесь я чувствую ответственность за свои решения. Когда ты понимаешь, что к тебе относятся по-честному, ты и сам относишься по-честному. Нужно сделать домашнее задание — ты делаешь его не формально, а осмысленно. Потому что разве честно делать не так?

— Вы ощущаете себя элитой? — спрашиваем мы.

Ребята удивленно переглядываются, пожимают пле­чами.

— Да нет, мы нормальные, — говорит Тамара. — Нормальность — это когда человек попадает в какую-то ситуацию и понимает, что происходит. Может сделать какие-то выводы, услышать другого человека и сам попробовать донести до него свое мнение. Я просто знаю некоторых взрослых, которые не умеют осознавать себя и иногда делают вещи очень неподходящие. А здесь, мне кажется, большинство умеют всегда действовать спокойно и разумно.

— Понимаете, у нас есть некая ответственность за процесс, в который мы вовлечены, — продолжает Люба. — И мы все являемся его равноправными участниками. Нас учат проявлять гибкость. Обычно люди действуют по некоторому шаблону. Но есть те, кто меняет погоду, достраивает ситуации. И это делает их более приспособ­ленными к жизни.

Директор «Лицея на Донской» Ольга Калачихина молча слушает наш разговор. Когда мы идем к ней в кабинет, я вижу, что она почти плачет: это ее дети, штучная работа.

— Ну вот, а теперь давайте я вам расскажу, с кем вы сейчас говорили, — начинает она, когда мы усаживаемся в кабинете.

Оказывается, умная девочка Люба — классический тип изгоя. Придя в лицей, она смотрела на всех как затравленный зверек и требовала, чтобы от нее все отстали. Когда ей предложили делать исследовательскую работу по психологии, расчет преподавателей был на то, что девочка будет изучать не только психологию, но и саму себя. Получилось.

Мальчик Саша был записным хулиганом, совершенно неуправляемым ребенком. Сейчас готовится поступать на биофак. Веселый, спокойный умница. Варя перед поступлением в лицей устраивала дикие истерики — не хотела учиться. Еще два мальчика были настолько закомплексованны, что в первой же школьной поездке заперлись у себя в комнате в гостинице и не выходили оттуда два дня. На третий день они выбежали, схватили по банану и снова заперлись. Теперь это — гордость класса, победители олимпиад.

Мы не стали спрашивать у Ольги Даниловны, какая судьба ждала бы этих детей в обычной школе: убить интеллектуала легче, чем его вырастить.

Даешь справедливость!

Фактически продвинутые школы реализовали у себя то, что грезится в мечтах реформаторам образования. К примеру, президент аж в двух посланиях к Федеральному собранию почти слово в слово повторил: мол, хорошо бы привлекать к работе в школе «профессионалов из других сфер». Но его призыв на государственном уровне так и не был выполнен. Зато в «элитных» гимназиях и лицеях давным-давно костяк преподавательского состава собран не из пожилых училок с хронической профессиональной истерикой в голосе, а из спокойных ученых, инженеров, программистов. Один день доктор физматнаук пишет статью в Nature, а на другой — рассказывает семиклассникам о расширении Вселенной.

Или взять пресловутый образовательный стандарт для старшей школы. Там было много непонятных публике идей о выборе предметов. Стандарт должен воплотиться в жизнь еще чуть ли не через десять лет, а в школе «Интеллектуал» уже давно действует принцип: начиная с 5-го класса, есть возможность самостоятельно составлять свой индивидуальный учебный план. Это значит, что ребенок (вместе с родителями, учителями и психологами) имеет право решать, какие предметы он желает изучать по углубленной программе, а какие — по базовой. Например, можно с 6-го класса изучать биологию, историю и математику углубленно, а все остальные предметы — на базовом уровне.

По-хорошему, государство должно бы взять весь этот опыт и начать осторожненько внедрять его в остальных школах. Но происходит нечто обратное: передовые экспериментальные школы пытаются придушить с помощью сокращения финансирования, горы бессмысленной отчетности, вменения в обязанность принимать всех «районных» детей, а не только прошедших конкурс.

С большим трудом удалось отбить атаку на Донской лицей. Учителя и родители до сих пор не уверены, что это окончательная победа. Точно так же не уверены в завтрашнем дне и в школе «Интеллектуал».

— Нам на родительском собрании открытым текстом сказали: никто не знает, что будет первого сентября, — говорит мама одного из учеников. — Готовиться надо к худшему. Вполне вероятно, что уже никаких бесплатных углублений не будет. Вот, например, обязательный объем истории в восьмом классе составляет два часа, а у наших детей, которые хотят углубляться в историю, — четыре. Эти самые лишние два будут платные. И так с каждым предметом: с физикой, биологией. Сколько все это будет стоить, никто не знает. Честно сказать, мы в отчаянии. Понимаете, для наших детей это возможность социального лифта. Дети хотят учиться, но у нас нет денег на репетиторов. А эта школа — шанс поступить в отличный вуз. Если за все это придется платить, мы не потянем.

Передовые школы стоят действительно дорого. Одно дело, когда работает традиционная система — загнал в класс человек сорок, отчитал им параграфы учебника, проверенные десятилетиями, а потом собрал листочки с контрольными и понаставил размашистых двоек-пятерок. Куда сложнее с индивидуальным подходом, руководством исследовательскими проектами и курсами по выбору — это требует больше затрат и более квалифицированных преподавателей.

Никто не говорит прямым текстом, что финансирование передовых школ будет сокращено. Но на это намекают все настойчивее и настойчивее. Осенью прошлого года мэр Москвы Сергей Собянин во всеуслышание усомнился в том, что школы для одаренных детей вообще имеют право на существование. Картина образовательного вопиющего «неравноправия», нарисованная Собяниным, выглядит впечатляюще: «Есть школы, где на одного учащегося выделяется 63 тысячи бюджетных рублей в год, а есть такие, где 100, 120 и даже 200 тысяч. Это — элитные школы, где учатся элитные дети элитных родителей. В результате дети получают разное образование, и это вызывает вопросы родителей».

Опять-таки Собянин прямо не сказал: мол, закроем, сократим, ликвидируем. Но усомнился в справедли­вости существующей системы. А мэр — ключевая фигура в этом вопросе, ведь всевозможные интеллектуальные излишества оплачиваются именно регионами. Мечтают о равенстве и в Министерстве образования и науки.

— В принципе могут быть установлены повышенные нормы финансирования и для одаренных детей, — рассуждает заместитель министра Игорь Реморенко. — Но давайте подумаем, есть ли в этом смысл? Если мы хотим поддержать одаренных, то надо поднимать общий уровень преподавания. И тогда не надо будет какие-то школы специальные искать. На мой взгляд, все эти попытки изолировать одаренных детей мало пользы приносят. В эти школы не каждый может поступить, да? Туда же детей отбирают?

— Конечно. Они вступительные экзамены сдают. Это сложно. Сдать их могут не все.

— Ну, вот видите. Мы же этих одаренных просто отсеиваем, изолируем от, скажем так, обычных детей. И мы тут всем оказываем медвежью услугу. Если мы будем создавать школы для избранных, мы будем только поощрять социальное неравенство. Совсем не очевидно, что это правильно.

Высокий чиновник опять-таки не призывает немедленно ликвидировать «Интеллектуал» или «Лицей на Донской». Он просто сомневается в их необходимости. А формальная база для ликвидации и так существует.

Во-первых, со следующего года все школы страны окончательно переходят на подушевое финансирование (на школьном жаргоне — «подушЁвость», «подушЁвка). Это когда количество денег напрямую определяется количеством учеников. То есть за руководство исследовательской группой из пяти школьников будут платить в восемь раз меньше, чем за урок в классе, где сорок человек. Даже если ввести коэффициент за работу с одаренными школьниками и платить в два раза больше, все равно в «районке» будут получать в четыре раза больше, чем в продвинутом «Интеллектуале».

Разрабатывать коэффициенты будут на региональном и муниципальном уровнях. И может получиться так, что в богатой Тюмени оплачивать будут самые разные курсы и семинары, даже с выездом на Черное море, а в бедных Калужской или Псковской областях деньги найдут только на углубленное изучение математики. Талантливым ребятишкам с гуманитарными наклонностями придется переезжать в другой регион.

— Мне трудно прогнозировать, как изменится финансирование школ по новым стандартам. В любом случае у нас будут очень серьезные проблемы, — констатирует директор Института развития образования ГУ-ВШЭ Ирина Абанкина. — В целом школа сейчас оказалась в очень сложной демографической ситуации: детей мало. Поэтому принцип подушевости даже при росте нормативов не компенсирует снижение количества обучающихся детей. А для таких учебных заведений, как школы для одаренных детей, я считаю, вообще должна быть, что называется, штучная политика — их на самом деле не так у нас много, чтобы финансировать общей подушевой статьей.

Есть еще одна угроза. Закон гарантирует российским детям бесплатное среднее образование. Но имеется в виду только обязательная базовая программа. За то, что выходит за ее рамки, предлагается платить родителям. В категорию этих платных «излишеств», естественно, попадают и языковедческие исследования, и расширяющиеся Вселенные, и экспедиции на Алтай.

Выходит, проблема школьного образования не столько в том или ином типе финансирования, не столько в его стандартах. Похоже, что навязанная сверху образовательная реформа предполагает вполне определенную концепцию справедливости. Как в старом советском анекдоте: «Чего хотят эти большевики?» — «Хотят, чтобы не было богатых!» — «Странно. Мой дед-народоволец хотел, чтобы не было бедных…»

Согласно министерскому варианту, равноправие — это равные права граждан на усредненные и стандартизированные государством образовательные услуги. То есть всем всего поровну, а значит, по чуть-чуть. Два часа истории в неделю — и хватит. А тех, кому досталось чуть больше, надо уравнять с остальными, иначе выйдет социальная несправедливость. Кстати, именно об этом и кричали жители микрорайона, в который переехал «Лицей на Донской»: вы тут с жиру беситесь, у вас все такое элитарное, а нам детей грамоте учить негде.

Но равноправие и справедливость — это вовсе не низкий уровень для всех (и чуть повыше для тех, кто может заплатить за «дополнительные услуги»). Равноправие в образовании — это такая образовательная структура, которая больше всего напоминает насос, каждое первое сентября тщательно и бережно подбирающий с российской земли рожденных ею быстрых разумом Невтонов. Правильно устроенная система образования должна представлять собой четко организованный социальный лифт, по которому любой талантливый малец из любой сельской школы, не разрывая рубаху на груди и родительский карман, может подняться с базового уровня знаний к высотам любой науки еще на стадии среднего образования.

Собственно говоря, в этом и состоит принцип равноправия: не всем поровну, а каждому по способностям, по личным, глубоко индивидуальным запросам. И шанс повысить уровень массового образования в обычных школах у нас есть, пока существуют лучшие образцы, открытые для детей из любой социальной группы и для обмена опытом. А стремление к внедрению «услуг» и фиксированию равенства на низком уровне приведет лишь к падению уровня образования даже в школах для богатых, которым будут продавать в качестве «услуги» не образование, а убогий призрак социального статуса. 

Ссылка на материал