Вся психология в одном университете

"И тьютор вам в помощь: «доступная среда» начинается в школе"

СМИ о нас

Второй год российские школьники учатся по новому закону об образовании, наделавшему немало шума как в родительской среде, так и в педагогической. Основные поводы для волнений, подогреваемых вольными толкованиями поправок в закон: сокращение бесплатного объема преподавания, а также совместное обучение обычных детей с инвалидами и не говорящими по-русски детьми мигрантов.

Что касается первого пункта, то, увы — опасения с каждым годом будут оправдываться все больше. На только что прошедших родительских собраниях это подтвердили учителя: количество учебных часов по некоторым основополагающим предметам сокращены в сравнении с прежними годами, и если школьнику нужны дополнительные занятия по ним, то родителям будет предложено заплатить. Зато в явном избытке — совершенно бесплатная физкультура…

Второе новшество — инклюзивное обучение, подразумевающее доступность образования для всех, в том числе детей с особыми потребностями. Эта идея непосвященным гражданам казалась сколь благой и гуманной, столь же и странной. Как она возникла и удается ли ее воплотить в жизнь? Мы выясняли у чиновников, экспертов и педагогов.

Согласно международному праву

В 2012 году Российская Федерация ратифицировала конвенцию о правах инвалидов. Согласно девятой статье Конвенции, «государства-участники должны принимать надлежащие меры для обеспечения инвалидам доступа к информации, объектам социальной инфраструктуры, получению медицинской помощи, материального обеспечения, образования, решения проблемы занятости инвалидов и т.д.». Исходя из этого, были внесены соответствующие изменения в закон, ставшие для нашей системы образования абсолютно новыми.

Поправки, вступившие в силу год назад, подразумевают обучение детей с ограниченными возможностями совместно с остальными сверстниками в общеобразовательной школе. До этого момента дети с особенностями развития, как правило, обучались в специальных коррекционных учебных заведениях, имеющих все необходимые ресурсы и специалистов. Курс на инклюзию возник в рамках федеральной программы «Доступная среда», запланированной на период с 2011 до 2015 гг. и нацеленной на создание условий для адаптации инвалидов.

По данным Минобрнауки в прошлом учебному году 55% детей из 470 тыс. с ограниченными возможностями здоровья обучались в общеобразовательных школах — инклюзивно. 45% таких детей обучались в специальных коррекционных школах. В сравнении с предыдущим годом баланс сместился на 5%, в сторону инклюзивного образования. Чтобы обучать детей с особыми потребностями в обычной школе, необходимо приспособить под их физические возможности помещение, обзавестись специальным оборудованием и программами развития, принять в штат специально подготовленных педагогов и психологов.

Команда педагогов для особенного ученика

«В нашей стране сложилась и действует очень мощная система специального образования – высококлассная и высокоспециализированная. Её интеграция в общеобразовательную вызывает разногласия и неприятие, — прокомментировала проблему исполнительный директор Общественной организации «Федерация психологов образования России» Ольга Мелентьева, — в образовательном сообществе нет стопроцентного приятия инклюзии. Но в этом противоборстве мнений и должен найтись тот баланс, та золотая середина, которая позволит эффективно решать стоящие перед нами задачи.

Процесс лишь начался, да и психология для нашей страны – наука молодая, у нас еще недавно не отличали психолога от психиатра, а инклюзия в школах только появилась на свет. Нам предстоят активные дискуссии, обмен опытом и выработка методологии».

«Ключевым звеном в этом процессе является педагог-психолог. В зависимости от диагноза ребенка в работу могут включаться разные специалисты, но в любом случае без командного подхода внутри образовательного учреждения не обойтись, – рассказала корреспонденту Федерального агентства новостей начальник отдела образования детей с проблемами развития Департамента государственной политики в сфере защиты прав детей Министерства образования и науки РФ Лариса Фальковская.- Часто у таких детей встречаются сочетанные нарушения, например, при дефектах слуха, зрения, опорно-двигательного аппарата. И тогда без специализированных педагогов, без подключения медицинских работников и, конечно, родителей, поскольку у каждого такого ребенка должен быть индивидуальный план обучения, ничего не получится», — пояснила она.

По данным Московского городского психолого-педагогического университета, проводившего мониторинг готовности школьных педагогов к реализации новых образовательных госстандартов, в том числе, и в части инклюзивного обучения, более 50% учителей выразили готовность принять детей с ограниченными возможностями здоровья. Вот педагоги специальных коррекционных образовательных организаций чаще настроены скептично, отметила Фальковская.

К 2015 году каждая пятая школа в России должна стать частью «Доступной среды», то есть, иметь инклюзивные возможности. После этого вступит в полную силу новый профессиональный стандарт педагога, предусматривающий и компетентность в работе с «особенными» детьми – рассказала Лариса Павловна. Пока же это упирается в подготовку учителей: необходимо вносить изменения в программу профессионального образования и повышения квалификации.

Закон об образовании предусматривает возможность выбора для обучения детей с ограниченными возможностями — как индивидуально в общеобразовательном классе или группах в общеобразовательной школе, так и в отдельных организациях, которые будут осуществлять обучение по адаптированным образовательным программам. «Родители выбирают сами, насильно загонять ни в коррекционную, ни в инклюзивную школу никто не может. На основании комплексных обследований психолого-педагогической комиссии мы рекомендуем родителям, какие, на наш взгляд, условия кажутся оптимальными. Но решения принимают всё равно родители», — прокомментировала Фальковская.

В таком случае слияние коррекционных школ с общеобразовательными может быть оправдано.

Школа, которую ждали

Год назад московская школа № 1465 имени адмирала Н.Г. Кузнецова включилась в систему инклюзивного обучения. В двух вторых классах и в четвертом здесь обучается семеро детей, страдающих аутизмом в различной степени. Из них шестеро – инвалиды. Но работа с ними началась не по указке сверху, как заверил нас директор школы Артур Луцишин, а по запросу «снизу».

«Ко мне пришли трое родителей, дети которых имеют расстройство аутистического спектра, и поинтересовались, могут ли их дети прийти в нашу школу, — рассказал нам Артур Васильевич, — Закон дает основания оказывать образовательные услуги таким детям по мере готовности школы к этому. Отказать родителям в этом случае мы можем, если школа не готова принять таких детей – кадрово, ресурсно. Но когда мы выяснили, что этим детям требуется, то решили, что можно попробовать».

Для таких детей в школе создана ресурсная комната, в которой они проходят адаптационные занятия. Их проводят специально подготовленные психологи и педагоги. Фактически каждого ребенка сопровождает персональный педагог – тьютор, помогающий ему осваивать образовательную программу, которую разрабатывает школа для ребенка с ограниченными возможностями здоровья.

Педагог-организатор согласовывает с преподавателем в обычном классе присутствие на уроке ребенка-аутиста, после чего на некоторое время приводит его в класс. Продолжительность занятия в обычном классе наращивается постепенно и начинается иногда с пяти минут один раз в неделю. Спустя год эти ребята по некоторым предметам уже занимаются целый урок вместе с остальными детьми, иногда даже без помощи тьютора, выполняя задания на доступном им уровне. Важно создать такую атмосферу, чтобы ребенок чувствовал себя успешным, несмотря на всю свою беспомощность – именно это должно стать залогом желания учиться.

Цель этой работы – поэтапно включить «особенного» ребенка в общий учебный процесс.

Готовы к разным рискам

Конечно, обучаться по индивидуальной программе можно и в спецучреждениях, но идея инклюзии как раз в том, чтобы адаптировать детей с ограниченными возможностями в социуме, а у здоровых детей, в свою очередь, воспитать понимание и сочувствие к «не таким как все», чтобы в будущем встреча с таким человеком не становилась пугающей неожиданностью, не провоцировала агрессию или растерянность.

«Вначале, когда я предложил ввести инклюзию, это вызвало удивление, меня предостерегали, что мы распугаем обычных детей, родители будут жаловаться, — рассказал Артур Васильевич, — Поэтому мы готовились к разным рискам. Хорошо то, что начали мы этот проект с первого класса: с самого начала все дети оказались вместе. С пониманием отнеслись и родители. А для обычных детей поучительно видеть, как их сверстники с ограниченными возможностями стараются к чему-то стремиться, прикладывают усилия — глядя на них, как-то стыдно капризничать, лениться».

Минобрнауки игноририрует проблему

Когда информация об инклюзивном образовании только начала просачиваться на обывательский уровень, первой реакцией общественности было недоумение – как можно, к примеру, умственно отсталого или глухонемого ребенка посадить в класс к нормальным детям? Во что превратится учебный процесс, кому от этого будет польза? Наши попытки в свое время получить разъяснения на этот счет в Министерстве образования и науки игнорировались пресс-службой Министерства, а Департамент образования Москвы отвечал, что «решения Минобрнауки не комментирует».

Наверное, благодаря такой «разъяснительной работе» у многих сложилось извращенное, дикое представление об инклюзивной форме обучения. «Конечно, если ребенка-аутиста просто взять и сразу посадить хотя бы на пол-урока в обычный класс – все, это срыв учебного процесса, это психологический срыв у этого ребенка и у остальных детей. Но никто этого делать не будет, — заверил Луцишин, — Ребенка сопровождает тьютор, разговаривает с ним на понятном ему языке, помогает выполнять задания».

Артур Васильевич признался, что не осознавал прежде, насколько актуальна проблема аутизма для Москвы – когда информация об инклюзивном опыте его школы стала распространяться, и обращений к нему от родителей детей-аутистов становилось все больше, оказалось, что это чуть ли не единственная школа в Москве, которая взялась за такой проект.

До появления инклюзии аутисты обучались в учреждениях для умственно-отсталых детей. Но не всех аутистов можно отнести к категории умственно отсталых, если, конечно, не воспитывать их в таком духе… «Этот год показал, что такие дети способны реально прогрессировать. Хотя этот прогресс трудно прогнозировать. Пока мы пытаемся распространить нашу модель и на дошкольном уровне.

В детском садике, который присоединился к нашей школе, в трех группах мы организовали аналогичную работу – туда будут приходить девять детей-аутистов. Это не значит, конечно, что через два года они будут разговаривать и знать школьные предметы хотя бы наравне с обычными детьми, но какая-то часть их сможет обходиться без тьютора, какая-то часть сможет начать говорить». К инклюзивной системе образования надо идти, считает Луцишин. Ведь чтобы успешно решать проблемы людей с ограниченными возможностями, надо для начала увидеть эти проблемы, признать их, понять чужую боль, а не отгораживаться от нее заборами спецучреждений.

«Если мы будем отгораживать своих детей от этой части реальности, кто и с каким успехом будет работать с инвалидами в будущем?»

Успешная среда для успешного человека

Не исключено, что школы, участвующие в инклюзии, рано или поздно начнут специализироваться на том или ином виде заболевании, решая свои задачи в тесном взаимодействии с профильными организациями. Так, партнером школы имени адмирала Кузнецова стала общественная организация некоммерческое родительское объединение «Центр проблем аутизма».

«Каким бы ни был ребенок, какой бы ни была его проблема, исследования показывают, что среда обычных сверстников для него всегда предпочтительнее», — рассказала исполнительный директор Центра Яна Золотовицкая. Практически никакого реабилитационного сервиса для аутистов в России нет, считает она, поэтому существующие коррекционные школы таким детям чаще всего не подходят. В обычной школе они учиться не могут в силу сложности поведения, собственно, только поведение и является диагностическим признаком этого заболевания.

Проанализировав опыт разных стран в обучении детей-аутистов, специалисты Центра остановились на американской методологии. В ее основе – прикладной поведенческий анализ, работа с мотивацией и поощрением. Для аутичного ребенка создается «успешная среда», в которой постепенно для него теряет значимость внешнее поощрение и главной мотивацией поведения становится его собственный успех.

Оказалось, что эта система дает результат и в случае других заболеваний, в том числе, и в обучении детей с синдромом Дауна, отметила Золотовицкая: «Их долгое время считали тяжело умственно отсталыми детьми. Но опыт показал, что если к детям с синдромом Дауна применять не классно-урочную систему на основе вербальных инструкций, то они невероятно успешны в обучении! Кроме того, у них есть свои особенности, они довольно успешно учат языки».

Человек за бортом!

Яна Владимировна считает, что «осложнить жизнь» больному ребенку общение со здоровыми сверстниками не может, если они настроены благожелательно. Воспитание такой благожелательности должно начинаться как можно раньше. Дети еще не питают тех предубеждений, которые отталкивают от инклюзии некоторых взрослых, поэтому «фрустрироваться» присутствием особенного сверстника не могут, если, конечно, специально не внушить им отвращение к его особенностям, — убеждены сторонники инклюзии. Более того, оказалось, что воспитание сопереживания, доброты и ответственности в здоровых детях в контакте с больными – это реальность.

«На первом плане у нас стоят не академические навыки, а коммуникативные, — рассказала педагог-психолог Юлия Преснякова, руководитель инклюзивного отделения школы, — если ребенок не научится взаимодействовать, он не будет принят обществом, он просто не сможет реализоваться, даже если он освоит высшую математику. Поэтому на переменах у нас проводятся специальные мероприятия, в ходе которых дети общаются – это подвижные и настольные игры».

«Инклюзия – не просто наша попытка вытянуть такого ребенка на общий уровень — это называется интеграция, то есть вы подтягиваете ребенка до соответствия требованиям среды и включаете в нее. Если он не в состоянии соответствовать – он «за бортом». А инклюзия предполагает общее движение навстречу, где мы работаем не только с ребенком, но и со средой, которая должна его принять», — пояснила Яна Золотовицкая. Но это не означает, что общество должно принять его даже несмотря на асоциальное поведение. Инклюзия подразумевает в том числе и обучение особенного ребенка элементарным правилам поведения в обществе, навыкам самоконтроля.

«Можно сконструировать урок математики, литературы, но нельзя сконструировать «нейротипичную среду», социум – и если мы хотим подготовить такого ребенка к жизни и максимально адаптировать его к ней, нужно помещать его в реальную среду». Почему инклюзия встречает так много противников среди родителей и специалистов? Потому что ее понимают слишком примитивно, считает Золотовицкая: «Привели ребенка в класс, каким бы он ни был – в памперсе, орущего, плюющегося, агрессивного… Это дикое, пещерное представление. Инклюзия – это непрерывный процесс включения ребенка в среду и делается это настолько, насколько готовы к этому ребенок и среда».

Под руководством тьютора ребенок вырабатывает навыки, необходимые для совместного обучения с обычными детьми. Как только ему удается освоить какую-то работу из программы того или иного школьного предмета, тьютор приводит его в класс на тот урок, где ребята выполняют такое задание. После того, как оно выполнено, ребенка уводят обратно в ресурсную комнату, если возникают опасения, что дальнейшее пребывание в классе может вызвать у него нежелательное поведение. Но перед этим посещением специалист обязательно проводит беседу с учителем: «За прошедший год работы я поняла, что учитель задает тон в классе, а ученики считывают установки учителя, — рассказала Юлия Преснякова. — Если учитель воспринимает особенного ребенка спокойно, благожелательно, то и другие дети не замечают, что с ним что-то не так. Поэтому очень важно, чтобы учитель чувствовал себя уверенно и контролировал ситуацию. Если такой ребенок не может выполнять классное задание наравне со всеми, учитель дает ему другое, посильное задание из этой же темы».

Инклюзивная бухгалтерия

С экономической точки зрения инклюзивное образование само по себе невыгодно. Чтобы взять на обучение ребенка с какой-то патологией, нужно принять на работу подготовленного специалиста, соответствующего уровню проблемы особенного ученика, протестировать его, составить индивидуальную программу образования. А ведь это противоречит задачам средней школы, программа и подготовка учителей для которой рассчитаны на определенный уровень восприятия у школьников.

Но опыт многих стран показал, что чем больше детей с ограниченными возможностями удается адаптировать в социуме, помочь им обрести профессию, тем меньше государству приходится тратить денег на содержание инвалидов – убеждены специалисты. Если государство обозначило инклюзивное обучение частью своей образовательной политики — значит, готово к расходам на исполнение собственных требований.

«Пока школа может оплатить только треть расходов, еще треть мы получаем по президентскому гранту, остальное – спонсорские средства, — рассказала Золотовицкая. — В образовании действует подушевой коэффициент финансирования: нейротипичные (нормальные) дети = 1 , все остальные = 2, «колясочники» и «спинальники» = 3. Сейчас наши подопечные финансируются по коэффициенту 2, так же, как и диабетики, поэтому школа смогла взять для них семь тьюторов лишь на полставки, на небольшую зарплату. Квалификационные требования высокие – высшее дефектологическое образование, стаж не менее двух лет работы. Почему дети с диабетом и с тяжелыми ментальными расстройствами уравнены в финансировании, непонятно».

- Если нашим аутистам и остальным «ментальщикам» дадут коэффициент 5, школа сможет содержать такой проект, нам не придется привлекать спонсоров, получать гранты. Родители не должны платить за право их детей получать бесплатное образование среди полноценных сверстников, — считает Золотовицкая.

По итогам проделанной работы, в августе 2014 г. школа № 1465 получила грант Мэра Москвы за развитие социальной среды. Специалисты считают, что проблема аутизма усугубляется с каждым годом. Если таких детей предстоит обучать в обычных школах, то необходимо отдавать себе отчет, сколько это будет стоить государству.

Ресурсная комната в школе № 1465, спустя год после своего появления почти пуста – здесь остаются педагоги на случай, если кто-то из их подопечных захочет зайти сюда отдохнуть. «Мы ожидали, что начало этого учебного года будет диагностическим и адаптационным, но уже на второй день в этой комнате никого не было, все на уроках! – радуется Юлия Владимировна. — Это значит, они живут полноценной жизнью».

Екатерина Чалова

Ссылка на материал